«Когда мы с мужем пришли навестить ребенка в реанимации, медсестра начала вводить лекарство, игла не вошла под кожу, после чего медсестра надавила на нее. Позже рука ребенка опухла и покрылась пятнами. Через три дня кончики пальцев на руке почернели, а сама рука была безжизненной. Врачам ничего не оставалось, как ампутировать руку по локоть, чтобы спасти ребенку жизнь», – описала случившееся с ребенком одна мать. «В год случается еще около нескольких сотен серьезных врачебных ошибок», – пишет Криста Кийн в газете «Столица». Олави-Юри Луйк прокомментировал эту тему исходя из собственного опыта.
Лаура, теперь уже взрослая девушка, о которой идет речь во введении к этой статье, до сих пор поражена, пишет Pealinn. «Врачи оставили меня без правой руки – а еще говорили, что в медицине случаются чудеса!», – восклицает она. Решение об ампутации правой руки комиссия по качеству медицинских услуг объяснила следующим образом: «Это осложнение, вызванное лечением основного заболевания, которое теоретически можно было предвидеть, но нельзя было предотвратить».
Как все началось? Родившаяся совершенно здоровой Лаура имела на лбу маленькую коричневую родинку. «Когда меня привезли домой из роддома, родимое пятно начало меняться – на нем появились небольшие водянистые пятнышки, – вспоминает мать Лауры. – Мы обратились в детскую больницу. Врачи начали исследовать родинку, и она начала гноиться. Были взяты разные пробы и сделаны анализы, и нас отправили в онкологическое отделение». В итоге был поставлен диагноз: лангергансоклеточный гистиоцитоз.
Младенец остался без руки
В онкологическом отделении грудной ребенок лечился пять раз. «В четвертый раз врач был прежний, очень осторожный, а последнюю химиотерапию проводил другой врач, который знал, что ребенок болен, но все равно провел химиотерапию», – рассказывает мать.
Дома ребенок стал вялым, с трудом дышал. Мать сразу же обратилась с малышом в отделение химиотерапии детской больницы. «Врач следил за ситуацией, и я была с ребенком, когда Лауре стали давать дополнительный кислород с помощью маски, – описывает произошедшее мать. – Однако состояние Лауры ухудшилось, она начала срывать маску, и ей стало не хватать воздуха. Врач быстро вызвал бригаду скорой реанимации, меня попросили покинуть палату, а ребенка увезли в отделение реанимации. Врачи больше никак не обнадеживали».
Слабый организм Лауры был заражен респираторно-синцитиальным вирусом, разрушающим соединительные ткани легких. Младенцу поставили внутривенную капельницу. «Когда мы с мужем пришли навестить ребенка в реанимации, медсестра, показавшаяся нам практиканткой, начала вводить лекарство, игла не вошла под кожу, после чего медсестра надавила на нее, – вспоминает мать. – Тогда я потребовала вызвать врача, и капельницу поменяли. Позже рука ребенка опухла и покрылась пятнами. Через три дня кончики пальцев на руке почернели, а сама рука была безжизненной».
Зачали «плохого» ребенка
Врачи-флебологи сделали ребенку длинные надрезы на руке, но и это не помогло, и рука ниже локтя почернела. Врачам ничего не оставалось, как ампутировать руку по локоть, чтобы спасти ребенку жизнь.
«Когда мы сначала отказались от ампутации руки ребенка, юрист больницы обещал нам лишить нас родительских прав ко времени ампутации, – рассказывает мать. – Мы с мужем были в шоке!». Руку малышке ампутировали, а матери и отцу пришлось свыкнуться с мыслью, что их дочери придется как-то жить с одной рукой.
«Приговор медиков в эпикризе звучал так: врачи это предвидели, но не смогли предотвратить», – говорит мать Лауры. Вместе с мужем они обращались и в комиссию по качеству медицинских услуг. «Председатель комиссии при всех остальных ее членах сказал моему мужу: самая большая ваша ошибка заключалась в том, что вы вообще зачали этого ребенка! Обращались мы и к адвокатам, но нам дали понять, что у врачей круговая порука и что мы проиграем в суде, причем еще и финансово. В конце концов, мы решили сдаться», – резюмирует она.
Не позволяет обращаться с собой как с инвалидом
Лаура не помнит в детстве протез руки. «Мама примеряла мне какие-то протезы, но я их сразу ломала – для меня это был мешающий предмет, – рассказывает Лаура. – Да, протез обеспечивает внешний вид, но для меня в нем нет практичности. В детский сад я ходила без протеза, и меня все нормально принимали, хотя я помню и то, как одна девочка сказала: "Посмотрите на руку Лауры – скоро там вырастет цветок!"».
В начальной школе Лаура иногда ловила на себе косые взгляды. «Я всегда носила на плечах шаль, чтобы скрыть руку, и изо всех сил старалась быть на равных с другими, – вспоминает молодая женщина. – Когда я после средней школы училась профессии, ко мне подошел посторонний преподаватель и сказал: "А вы не думали сменить специальность? Когда я был молод, я ходил смотреть на таких, как вы, за деньги в цирке уродов!"».
Протез руки жесткий и не сгибается, как настоящая рука, поэтому скорее мешает. Лаура может делать без протеза всё, в том числе стричь и красить волосы, заплетать косы, готовить еду и мыть посуду, заниматься личной гигиеной, надевать и снимать украшения, носить и раскладывать вещи и т. д. Хотя ей и доводилось сталкиваться с унизительным отношением так называемых «обычных» людей.
«Я в своей жизни пролила много слез и пота, чтобы доказать, что я представляю собой нечто большее, чем результат врачебной ошибки, – подчеркивает Лаура. – Я не родилась такой, и я не сдамся, даже если люди думают, что я не справлюсь. Осуществить свои мечты мне было непросто – приходилось постоянно доказывать, что я не хуже так называемых нормальных людей!».
Безоружны перед лицом несправедливости
Конечно, у Лауры иногда возникает вопрос, почему именно я? «Но потом я поняла, что если бы я не была такой, то успех, наверное, пришел бы ко мне без труда, и всё было бы совсем по-другому, – размышляет она. – Я больше ценю достижения, которых я добилась в борьбе, и я знаю, что люди могут доверять мне благодаря этому, поскольку я боролась и прилагала усилия. Так что в каком-то смысле я даже счастлива».
Брак с заботливым мужчиной, заключенный не один год назад, тоже делает эту женщину счастливой. Хотя история Лауры произошла в 1999 году, врачебные ошибки не редкость и сегодня.
«Одно недавнее дело о врачебной халатности, в котором участвовал адвокат из бюро Hugo.legal, также освещалось и в передаче «Очевидец» (Pealtnägija), – говорит соучредитель и главный юрист бюро Hugo.legal Эрки Пизуке. – По словам 50-летней женщины, последовательные врачебные ошибки разрушили ее здоровье и качество жизни. В вышеупомянутом случае больница предложила смехотворную сумму возмещения ущерба, поэтому пострадавшей, находящейся в неравном положении с больницей, приходится еще и переживать сложную судебную тяжбу. Эта история наглядно показала, насколько безоружен пациент перед натиском врачей, у которых есть и экономические, и иерархические средства, и круговая порука».
Жители Эстонии не осмеливаются сообщать о врачебных ошибках
По словам главного судебно-медицинского эксперта Марики Вяли, представителя экспертной комиссии по качеству медицинских услуг, в 2021 году комиссия рассмотрела 168 заявлений и выявила недостатки в 42 случаях, из которых 28 были ошибками врачебной деятельности.
«В 14 случаях жалоба была оценена как частично обоснованная: имели место неправильное заполнение документов, недостатки в организации работы или общении с пациентом, его родственниками или близкими, – перечисляет Вяли. – После первичных ходатайств о вынесении экспертной оценки были рассмотрены пять вторичных обращений лиц, неудовлетворенных оценкой экспертной комиссии».
Присяжный адвокат юридической фирмы Lextal Олави-Юри Луйк приводит статистику, которая показывает, что в 3% всех случаев госпитализации в США совершаются ошибки, из которых около 10% приводят к смерти пациента. Ежегодно через финскую систему страхования пациентов регистрируется около 9000 требований о возмещении ущерба от врачебных ошибок.
Однако в Эстонии в последние годы в экспертной комиссии по качеству медицинских услуг зарегистрировано лишь менее 200 случаев. Население страны наших северных соседей в 4,2 раза больше, чем у нас, поэтому возникает вопрос, действительно ли у них в десять раз больше врачебных ошибок.
«Эстонские врачи замечательные и очень хорошие, но не в десять же раз лучше финских врачей! А значит, в Эстонии, скорее всего, много случаев незадекларированных врачебных ошибок, – констатирует Луйк. – Если сопоставить население Финляндии и Эстонии, количество жалоб, подаваемых в экспертную комиссию у нас, на самом деле могло бы составлять примерно 2000, а не 200».
Врачебная ошибка или осложнение?
Следовательно, жители Эстонии просто не сообщают о врачебных ошибках, и, по словам Луйка, за этим стоит несколько причин. Во-первых, адвокат указывает, что если сравнивать финансовую сторону, то крупная больница и пациент находятся в очень неравном финансовом положении.
«Если сотрудник крупной больницы допускает какую-то ошибку, у больницы есть деньги, чтобы нанять целую армию юристов, а у среднего человека их нет, – поясняет Луйк. – Следующий вопрос – это информационная монополия: врачи как специалисты знают и чувствуют, чем вызвана проблема – особенностью организма, осложнениями или врачебной ошибкой, но обыватель не является специалистом, и ему трудно сориентироваться».
Конечно, нельзя недооценивать и то, что средний человек думает, что ему ведь еще понадобится медицинская помощь и придется пойти к тому же врачу. «Люди опасаются, что потом они не получат достаточно качественного медицинского обслуживания, если будут жаловаться на врача, особенно если учесть, что в небольших местах все друг друга знают, поскольку Эстония – это крошечное общество, – высказывается Луйк. – Так все эти нюансы и складываются в подачу заниженного количества жалоб при сравнении статистики с Финляндией».
Не каждое непреднамеренное медицинское последствие обязательно является врачебной ошибкой. «Осложнение – это широкое понятие: оно включает любое медицинское осложнение, которое может быть или не быть врачебной ошибкой», – продолжает Луйк.
Генеральный секретарь Союза врачей Эстонии Катрин Рехемаа уточняет: «В большинстве случаев врачебная ошибка – это ущерб здоровью, который возник во время диагностики или лечения, которого можно было бы избежать. Осложнение – это ущерб для здоровья, который может возникнуть, даже если всё сделано правильно».
Что касается ошибок в диагностике, Луйк упоминает, например, ситуацию, когда содержание железа в крови вегетарианца с многолетним стажем внезапно становится очень низким. Врач предполагает, что причиной этого является вегетарианская диета, хотя в прошлом она не вызывала проблем, и поэтому упускает из виду распространенную причину низкого уровня железа – рак. Врач из-за одной лишь вегетарианской диеты пропускает признаки, которые он должен был распознать.
«Если бы врач вовремя сделал дополнительные анализы – когда поступили жалобы и было видно, что содержание железа низкое, – он бы понял, что это рак, и мог бы вовремя начать лечение человека», – утверждает Луйк.
В качестве другого примера Луйк указал на ошибку в лабораторном оборудовании: у человека были осложнения, его образцы проверяли в лабораторном оборудовании, ответы показывали, что всё в порядке, но на самом деле ничего не было в порядке, поскольку оборудование было настроено неправильно. «Если бы оно было настроено правильно, то было бы известно, что образцы не в норме, и человек мог бы получить лечение раньше», – отмечает присяжный адвокат.
Тайный компромисс взят за правило
К врачебным ошибкам относятся случаи, когда, например, во время операции повреждается другой внутренний орган или ампутируется правая нога вместо левой. Луйк также приводит в пример халатность, когда во время операции в теле больного оставляют какой-либо инструмент: иглу, зажим и т. п.
«Эстонские врачи, как правило, на очень хорошем уровне и хорошо работают, но, к сожалению, в любой работе случаются ошибки», – подчеркивает Луйк. По его словам, врачебные ошибки – это ошибки из-за человеческого фактора – ведь никто из врачей намеренно не причиняет вреда пациенту.
__________________
Статья опубликована впервые: Stolitsa.ee 11.12.2022
Как все началось? Родившаяся совершенно здоровой Лаура имела на лбу маленькую коричневую родинку. «Когда меня привезли домой из роддома, родимое пятно начало меняться – на нем появились небольшие водянистые пятнышки, – вспоминает мать Лауры. – Мы обратились в детскую больницу. Врачи начали исследовать родинку, и она начала гноиться. Были взяты разные пробы и сделаны анализы, и нас отправили в онкологическое отделение». В итоге был поставлен диагноз: лангергансоклеточный гистиоцитоз.
Младенец остался без руки
В онкологическом отделении грудной ребенок лечился пять раз. «В четвертый раз врач был прежний, очень осторожный, а последнюю химиотерапию проводил другой врач, который знал, что ребенок болен, но все равно провел химиотерапию», – рассказывает мать.Дома ребенок стал вялым, с трудом дышал. Мать сразу же обратилась с малышом в отделение химиотерапии детской больницы. «Врач следил за ситуацией, и я была с ребенком, когда Лауре стали давать дополнительный кислород с помощью маски, – описывает произошедшее мать. – Однако состояние Лауры ухудшилось, она начала срывать маску, и ей стало не хватать воздуха. Врач быстро вызвал бригаду скорой реанимации, меня попросили покинуть палату, а ребенка увезли в отделение реанимации. Врачи больше никак не обнадеживали».
Слабый организм Лауры был заражен респираторно-синцитиальным вирусом, разрушающим соединительные ткани легких. Младенцу поставили внутривенную капельницу. «Когда мы с мужем пришли навестить ребенка в реанимации, медсестра, показавшаяся нам практиканткой, начала вводить лекарство, игла не вошла под кожу, после чего медсестра надавила на нее, – вспоминает мать. – Тогда я потребовала вызвать врача, и капельницу поменяли. Позже рука ребенка опухла и покрылась пятнами. Через три дня кончики пальцев на руке почернели, а сама рука была безжизненной».
Зачали «плохого» ребенка
Врачи-флебологи сделали ребенку длинные надрезы на руке, но и это не помогло, и рука ниже локтя почернела. Врачам ничего не оставалось, как ампутировать руку по локоть, чтобы спасти ребенку жизнь.«Когда мы сначала отказались от ампутации руки ребенка, юрист больницы обещал нам лишить нас родительских прав ко времени ампутации, – рассказывает мать. – Мы с мужем были в шоке!». Руку малышке ампутировали, а матери и отцу пришлось свыкнуться с мыслью, что их дочери придется как-то жить с одной рукой.
«Приговор медиков в эпикризе звучал так: врачи это предвидели, но не смогли предотвратить», – говорит мать Лауры. Вместе с мужем они обращались и в комиссию по качеству медицинских услуг. «Председатель комиссии при всех остальных ее членах сказал моему мужу: самая большая ваша ошибка заключалась в том, что вы вообще зачали этого ребенка! Обращались мы и к адвокатам, но нам дали понять, что у врачей круговая порука и что мы проиграем в суде, причем еще и финансово. В конце концов, мы решили сдаться», – резюмирует она.
Не позволяет обращаться с собой как с инвалидом
Лаура не помнит в детстве протез руки. «Мама примеряла мне какие-то протезы, но я их сразу ломала – для меня это был мешающий предмет, – рассказывает Лаура. – Да, протез обеспечивает внешний вид, но для меня в нем нет практичности. В детский сад я ходила без протеза, и меня все нормально принимали, хотя я помню и то, как одна девочка сказала: "Посмотрите на руку Лауры – скоро там вырастет цветок!"».В начальной школе Лаура иногда ловила на себе косые взгляды. «Я всегда носила на плечах шаль, чтобы скрыть руку, и изо всех сил старалась быть на равных с другими, – вспоминает молодая женщина. – Когда я после средней школы училась профессии, ко мне подошел посторонний преподаватель и сказал: "А вы не думали сменить специальность? Когда я был молод, я ходил смотреть на таких, как вы, за деньги в цирке уродов!"».
Протез руки жесткий и не сгибается, как настоящая рука, поэтому скорее мешает. Лаура может делать без протеза всё, в том числе стричь и красить волосы, заплетать косы, готовить еду и мыть посуду, заниматься личной гигиеной, надевать и снимать украшения, носить и раскладывать вещи и т. д. Хотя ей и доводилось сталкиваться с унизительным отношением так называемых «обычных» людей.
«Я в своей жизни пролила много слез и пота, чтобы доказать, что я представляю собой нечто большее, чем результат врачебной ошибки, – подчеркивает Лаура. – Я не родилась такой, и я не сдамся, даже если люди думают, что я не справлюсь. Осуществить свои мечты мне было непросто – приходилось постоянно доказывать, что я не хуже так называемых нормальных людей!».
Безоружны перед лицом несправедливости
Конечно, у Лауры иногда возникает вопрос, почему именно я? «Но потом я поняла, что если бы я не была такой, то успех, наверное, пришел бы ко мне без труда, и всё было бы совсем по-другому, – размышляет она. – Я больше ценю достижения, которых я добилась в борьбе, и я знаю, что люди могут доверять мне благодаря этому, поскольку я боролась и прилагала усилия. Так что в каком-то смысле я даже счастлива».Брак с заботливым мужчиной, заключенный не один год назад, тоже делает эту женщину счастливой. Хотя история Лауры произошла в 1999 году, врачебные ошибки не редкость и сегодня.
«Одно недавнее дело о врачебной халатности, в котором участвовал адвокат из бюро Hugo.legal, также освещалось и в передаче «Очевидец» (Pealtnägija), – говорит соучредитель и главный юрист бюро Hugo.legal Эрки Пизуке. – По словам 50-летней женщины, последовательные врачебные ошибки разрушили ее здоровье и качество жизни. В вышеупомянутом случае больница предложила смехотворную сумму возмещения ущерба, поэтому пострадавшей, находящейся в неравном положении с больницей, приходится еще и переживать сложную судебную тяжбу. Эта история наглядно показала, насколько безоружен пациент перед натиском врачей, у которых есть и экономические, и иерархические средства, и круговая порука».
Жители Эстонии не осмеливаются сообщать о врачебных ошибках
По словам главного судебно-медицинского эксперта Марики Вяли, представителя экспертной комиссии по качеству медицинских услуг, в 2021 году комиссия рассмотрела 168 заявлений и выявила недостатки в 42 случаях, из которых 28 были ошибками врачебной деятельности.«В 14 случаях жалоба была оценена как частично обоснованная: имели место неправильное заполнение документов, недостатки в организации работы или общении с пациентом, его родственниками или близкими, – перечисляет Вяли. – После первичных ходатайств о вынесении экспертной оценки были рассмотрены пять вторичных обращений лиц, неудовлетворенных оценкой экспертной комиссии».
Присяжный адвокат юридической фирмы Lextal Олави-Юри Луйк приводит статистику, которая показывает, что в 3% всех случаев госпитализации в США совершаются ошибки, из которых около 10% приводят к смерти пациента. Ежегодно через финскую систему страхования пациентов регистрируется около 9000 требований о возмещении ущерба от врачебных ошибок.
Однако в Эстонии в последние годы в экспертной комиссии по качеству медицинских услуг зарегистрировано лишь менее 200 случаев. Население страны наших северных соседей в 4,2 раза больше, чем у нас, поэтому возникает вопрос, действительно ли у них в десять раз больше врачебных ошибок.
«Эстонские врачи замечательные и очень хорошие, но не в десять же раз лучше финских врачей! А значит, в Эстонии, скорее всего, много случаев незадекларированных врачебных ошибок, – констатирует Луйк. – Если сопоставить население Финляндии и Эстонии, количество жалоб, подаваемых в экспертную комиссию у нас, на самом деле могло бы составлять примерно 2000, а не 200».
Врачебная ошибка или осложнение?
Следовательно, жители Эстонии просто не сообщают о врачебных ошибках, и, по словам Луйка, за этим стоит несколько причин. Во-первых, адвокат указывает, что если сравнивать финансовую сторону, то крупная больница и пациент находятся в очень неравном финансовом положении.«Если сотрудник крупной больницы допускает какую-то ошибку, у больницы есть деньги, чтобы нанять целую армию юристов, а у среднего человека их нет, – поясняет Луйк. – Следующий вопрос – это информационная монополия: врачи как специалисты знают и чувствуют, чем вызвана проблема – особенностью организма, осложнениями или врачебной ошибкой, но обыватель не является специалистом, и ему трудно сориентироваться».
Конечно, нельзя недооценивать и то, что средний человек думает, что ему ведь еще понадобится медицинская помощь и придется пойти к тому же врачу. «Люди опасаются, что потом они не получат достаточно качественного медицинского обслуживания, если будут жаловаться на врача, особенно если учесть, что в небольших местах все друг друга знают, поскольку Эстония – это крошечное общество, – высказывается Луйк. – Так все эти нюансы и складываются в подачу заниженного количества жалоб при сравнении статистики с Финляндией».
Не каждое непреднамеренное медицинское последствие обязательно является врачебной ошибкой. «Осложнение – это широкое понятие: оно включает любое медицинское осложнение, которое может быть или не быть врачебной ошибкой», – продолжает Луйк.
Генеральный секретарь Союза врачей Эстонии Катрин Рехемаа уточняет: «В большинстве случаев врачебная ошибка – это ущерб здоровью, который возник во время диагностики или лечения, которого можно было бы избежать. Осложнение – это ущерб для здоровья, который может возникнуть, даже если всё сделано правильно».
Что касается ошибок в диагностике, Луйк упоминает, например, ситуацию, когда содержание железа в крови вегетарианца с многолетним стажем внезапно становится очень низким. Врач предполагает, что причиной этого является вегетарианская диета, хотя в прошлом она не вызывала проблем, и поэтому упускает из виду распространенную причину низкого уровня железа – рак. Врач из-за одной лишь вегетарианской диеты пропускает признаки, которые он должен был распознать.
«Если бы врач вовремя сделал дополнительные анализы – когда поступили жалобы и было видно, что содержание железа низкое, – он бы понял, что это рак, и мог бы вовремя начать лечение человека», – утверждает Луйк.
В качестве другого примера Луйк указал на ошибку в лабораторном оборудовании: у человека были осложнения, его образцы проверяли в лабораторном оборудовании, ответы показывали, что всё в порядке, но на самом деле ничего не было в порядке, поскольку оборудование было настроено неправильно. «Если бы оно было настроено правильно, то было бы известно, что образцы не в норме, и человек мог бы получить лечение раньше», – отмечает присяжный адвокат.
Тайный компромисс взят за правило
К врачебным ошибкам относятся случаи, когда, например, во время операции повреждается другой внутренний орган или ампутируется правая нога вместо левой. Луйк также приводит в пример халатность, когда во время операции в теле больного оставляют какой-либо инструмент: иглу, зажим и т. п.«Эстонские врачи, как правило, на очень хорошем уровне и хорошо работают, но, к сожалению, в любой работе случаются ошибки», – подчеркивает Луйк. По его словам, врачебные ошибки – это ошибки из-за человеческого фактора – ведь никто из врачей намеренно не причиняет вреда пациенту.
__________________
Статья опубликована впервые: Stolitsa.ee 11.12.2022